ГЛАВА II.
В ЧЁРНОМ МОРЕ.

Боязливый пассажир. — Морская качка. — Утро на пароходе. — Чтение акафистов. — Слепой предстоятель. — Сухари при морской болезни. — Купец-паломник. — Внимание греков к богатым богомольцам.
Стр. 8 — 12.

После обеда многие паломники, утомлённые впечатлениями дня,
стали скрываться в своих каютах. Часов в восемь вечера выхожу
я наверх. Качает. Довольно темно. Огни только в каютах и внизу
в трюмах. На палубе умышленно не держат огня, чтобы не ме-
шать вахтенным смотреть вперёд. Среди лежащих прямо на палубе
паломников я с трудом пробираюсь к прогулочной площадке па-
рохода.

Вдруг из трюма выскакивает всклокоченный мужчина, должно
быть, прямо со сна, и лишь только он сделал шага два, как раз-
махом судна его перебрасывает на мою сторону. Он ухватился
обеими руками за борт и, дико озираясь, говорит мне:

— Буря-то всё больше и больше…

— Нет, — успокаиваю его, — погода, напротив, довольно тихая.

— А как же качает?

— Без этого нельзя. Только летом случается, когда море бы-
вает совершенно гладкое.

— А зачем, — указывает он на мачты: — этих палок наста-
вили? Они только больше раскачивают пароход.

Я постарался ему рассказать, какое значение имеют мачты для
парохода.

— На них, — объясняю ему — поднимают сигнальные флаги и
фонари; в случае порчи машины на них растягивают паруса; кроме
того, они служат кранами для подъёма тяжестей. Наконец, если
качка усилилась бы, то паруса, растянутые на этих мачтах, только
сдерживали бы её стремительность.

— А с пути мы не сбились?

— Нет, успокаиваю его, — при такой сравнительно тихой погоде
сбиться не можем. Горизонт чист. Ложитесь-ка с Богом да спите
спокойно.

Не знаю, удалось ли мне его успокоить, но только он спустился
в трюм и исчез среди спящих паломников. Я прошёл на бак.
Там кто-то шарил в темноте, ища напиться. Я ему не мог помочь,
потому что сам не знал, где на палубе поставлена вода, а спросить
было некого: всё спало кругом.

К утру качка усилилась. Многие страдали морской болезнью.
В тесном трюме от распространившегося запаха стало ещё тяжелее.
Я взобрался на мостик, чтобы удобнее было наблюдать, как поды-
маются паломники, моются из чайника, как молятся они тут же на
палубе, несмотря на тесноту и качку. По сообщению командира, на
пароходе пассажиров третьего класса было около четырёхсот человек.
Теснота была ещё более ощутительна, когда из трюма высыпал
народ с чайниками за водой для чая. В их распоряжении нахо-
дились два больших медных котла с кипятком, прикреплённых
к борту на верхней палубе.

На другой стороне парохода три рядом отхожих места пооче-
рёдно брались с боя безразлично мужчинами и женщинами. Грязно.
Свежо. Все жмутся к своим мешкам. Многие всё ещё лежат на
палубе, испытывая тягость морской болезни.

К полудню качка несколько утихла. Я спустился в средний
трюм, услышав оттуда звуки акафиста Божией Матери. Среди стол-
пившегося народа, перед иконой, стоял на коленях один из
паломников с книжкой в руках и прочитывал только первую
фразу кондаков и икосов. За ним другой, в длинной хламиде,
весь страшно обросший волосами, с орлиным носом, громко про-
должал читать молитву наизусть. А последнюю фразу: "радуйся, не-
весто неневестная" или "аллилуия", — вся толпа подпевала растяну-
тым так называемым афонским напевом.

После акафиста Божией Матери стали читать другой, третий. И
всё наизусть. Я подивился памяти пилигрима в длинной порыжелой
хламиде, но ещё больше удивился, когда узнал, что он совершенно
слепой. Его водит и вообще ухаживает за ним одна богомолка,
нанятая на счёт будущих благ, которые он рассчитывает со-
брать и по дороге, и в Иерусалиме. И, насколько я заметил, ему
охотно подавали после каждого акафиста. Впоследствии я его не раз
встречал среди толпы русского народа в качестве предстоятеля во
время общего моления, хотя на пароходе и в самом Иерусалиме не-
мало было путешествующих священников. Вообще, надо сказать
наши паломники, одушевлённые одной религиозной идеей и предостав-
ленные самим себе для её выражения, охотнее прибегают вот к
таким излюбленным каликам перехожим, как этот слепец,
чем к официальным представителям церкви.

Это не потому, что они не уважали бы священнического сана.
Нет! Но профессиональные молитвенники в эти минуты религиозного
энтузиазма слишком для них сухи, сдержанны, холодны. Здесь кто
первый палку взял, тот и капрал. Кто способен здесь на сво-
бодное проявление своих религиозных чувств, а не на связанное
церковными уставами, кто способен на вдохновенную пророческую
молитву, тот и во главе толпы, тот и предстоятель.

Так как у каждого были с собой большие запасы пищи, то обеды
паломников состояли из "сухоядения"; впрочем некоторые вошли
в соглашение с ресторатором и ухитрялись варить в камбузе
рыбную похлёбку.

Чёрный хлеб и особенно ржаные сухари с солью очень
кстати для морских путешественников. Во время морской болезни
не надо допускать, чтобы желудок был пустой, иначе рвота вызо-
вет желчь; и лучшая пища в данном случае, насколько я мог за-
метить из моих плаваний, — чёрные сухари с солью. Напрасно не-
которые прибегают к лимонам, апельсинам и к разным кисло-
там. Если они помогают, то очень мало. Умышленные движения,
чёрный хлеб и свежий воздух, — вот три вещи, которые я посове-
товал бы всем во время качки.

Из паломников большинство страдающих морской болезнью были
женщины. Иные лежали на палубе пластом без всякого движения. К
счастью, по мере нашего путешествия, качка всё более и более стихала.

На всю массу паломников простого звания немного было купцов
и очень мало людей привилегированного сословия. Из классных же
пассажиров, в первый день нашего путешествия, я познакомился с
двумя братьями-купцами. Оба рослые, с типичными русскими лицами,
пожилые. Они едут в сопровождении приказчика. У одного из них
дочь средних лет. Старший брат Иван, с сильной проседью, но
ещё крепкий старик, был четыре раза в Иерусалиме и потому те-
перь едет туда совершенно спокойно, наперёд зная, что греки его
примут с распростёртыми объятиями.

— Так вы у греков останавливаетесь? А почему же не на рус-
ских постройках? — спрашиваю его.

— Всегда у греков. От них близко к Гробу Господню, а
главное во время праздников они дают хорошее место в храме.
Ведь всё в их руках, они всем распоряжаются…

Я так много худого слышал и читал про греков, об их бес-
церемонных поборах, об их своекорыстном поведении, о некрасивой
эксплуатации христианскими святынями, и вдруг на первых же по-
рах встречаю их защитника в лице симпатичного русского старца.
Но мне тут же другие паломники разъяснили, в чём дело. Этот
богатый купец, в каждый свой приезд в Иерусалим, оставляет
в руках греков не одну тысячу рублей; кроме того, на большие
праздники он присылает им из России тоже немалые подарки.
Понятно, что для греков такой старик клад, и они буквально за
ним ухаживают. А старику лестно. Ещё бы! В России епи-
скоп в своей обширной епархии — лицо малодоступное для простых
смертных. Его видят обыкновенно в кафедральных соборах во
время богослужения. А тут, во Святом Граде, купец имеет до-
ступ не только к митрополиту, но даже к самому блаженнейшему
патриарху Дамиану. Мало того, ему и в России оказывают уважение
иерусалимские греки, присылая каждый праздник свои поздравитель-
ные письма и архипастырские благословения, а иногда и небольшие по-
дарки из Святой Земли.

Встречались на пароходе и такие паломники, которые побывали
в Иерусалиме более десяти раз. Они знают все иерусалимские
уголки, посвящены во все сплетни Святого Града и всю тамошнюю
администрацию называют по именам. Свои рассказы они обильно
иллюстрировали описаниями скандалов. Но эти лица подозрительны.

Приложение: Указатель рисунков