ГЛАВА XXXVI.
БЛАГОДАТНЫЙ ОГОНЬ.

Выбор места в храме. - Ночью на Голгофе. - Терпеливое ожидание чудесного огня. - Иерусалимские свечи. - В приделе Константина и Елены. - Раздача благодатного огня. - Пляска арабов в храме. - Традиционная песнь. - Восторженное настроение богомольцев. - Споры о благодатном огне. - Зарубленный исповедник чуда.
Стр. 283 — 294.

   Когда встречают в России паломника, побывавшего на Пасхе в Иерусалиме, то, насколько я заметил, всегда спрашивают его:

   - Ну, а святой-то огонь видели? Как он сходит на Гроб Господень?

   Этот вопрос занимал и ещё долгое время будет занимать наш народ, потому что никто из русских современников сам лично не может видеть этого чуда. Я читал об этом огне и у Даниила Паломника и у Муравьёва. Они без всякого сомнения верили в чудесное исхождение этого огня. В средние века никто из христиан - ни православные, ни католики - не сомневались в Божественном исхождении огня Великой субботы. В новой книге священника А. Попова "Латинская Иерусалимская патриархия эпохи крестоносцев" приводятся замечательные свидетельства латинян о чудесном исхождении "благодати". Но в настоящее время нередко встречаешь мнение, что остался теперь только один обряд в воспоминание древнейшего чуда. Когда мне случилось перед отъездом в Палестину поднять об этом вопрос в одной редакции духовного журнала, то я был подавлен общим голосом против священного огня.

   - Помилуйте, - говорил один почтенный старец, хороший знаток истории православной церкви, - да ведь сами греки не скрывают правды. Теперь, они говорят, нельзя не дать простому народу чудесного огня, иначе будет бунт, да и отпадение может произойти от православной веры. Кто же в настоящее время верит в Божественное исхождение огня! Может быть, в древности и было так, а теперь остался только один обряд в воспоминание древнейшего чуда.

   С таким напутствием я и поехал в Иерусалим. По дороге, как я уже упоминал, наши паломники только и говорят, что о "благодати", то-есть о чудесном огне. С первого дня приезда в святой город они покупают пучки толстых разрисованных свечей, заказывают жёсткие футляры для них, а желающие перевезти самый огонь в Россию приобретают ещё фонари с лампадами. Некоторые останавливаются у греков, а не в русских постройках, опять-таки с целью добиться у них лучшего места в храме во время "благодати". Одним словом, "благодать" становится центром всех забот, да и всей поездки простолюдина-паломника.

   Хотя святой огонь подаётся народу в страстную субботу, в час дня; но уже накануне, в пятницу, после обеда, православные паломники начинают стягиваться со всех сторон в храм Воскресения. К этому времени греки устраивают дополнительные места из досок в ротонде Гроба Господня.

   Всё здесь продаётся заранее и притом за разные цены, смотря по степени близости к кувуклии.

   Всем, остановившимся в номерах подворья Палестинского общества, было общее приглашение в нарочно устроенное место для русского консула. Звали и меня. Но я прежде решил посоветоваться со своим знакомым арабом, служащим в обществе.

   - Не советую вам ходить в этот день в храм, - сразу огорошил меня мой приятель. - Однажды я пошёл со свечами в кувуклию, да потом и сам был не рад: мне чуть рёбра не переломали. До сих пор у меня осталась памятка моей попытки видеть раздачу священного огня. Обыкновенно я стою в этот день на площадке перед храмом, и тут, спустя не более двух минут, после явления благодатного огня, я уже получаю его.

   - Прекрасно. Тогда и я так сделаю и стану рядом с вами.

   Согласившись таким образом с приятелем арабом, я был спокоен в пятницу и не ходил к грекам покупать себе место.

   Вечером целой компанией мы отправились в храм Гроба Господня, где ради Великой пятницы происходят торжественные Богослужения у греков, армян, коптов и сирийцев, то-есть у всех восточных христиан, празднующих Пасху одновременно с нами. Главная масса народа в это время была на Голгофе. Поднялся и я туда с одним русским офицером. Отсюда мы заметили открытую дверь с лестницей куда-то наверх.

   - Смотрите, - сказал мне мой спутник, - туда народ идёт. Пойдёмте и мы!

   Лишь только мы добрались до верха тёмной и грязной лестницы, как останавливает нас молодой грек в феске.

   - Билеты!

   - Билетов у нас нет, - отвечаем.

   - Нельзя!

   Офицер, ни слова не говоря, быстро сунул ему в руку серебряную монету и прошёл. Я сделал то же.

   Мы были на чердаке храма в его юго-восточном углу. Сюда ещё доносился шум из греческой церкви Воскресения, но ротонда Гроба Господня, где собственно происходит "схождение чудесного огня с неба", была совсем далеко. Тем не менее среди ужасной грязи и, вероятно, никогда не убираемой пыли, сидели сплошной массой наши паломники. Среди простого народа я увидел знакомое лицо русского землевладельца.

   - Георгий Михайлович! и вы тут?! - с удивлением восклицаю я: - что же вы отсюда увидите? И неужели вы будете терпеть здесь эту грязь и насекомых целые сутки?

   - Я уже решил. Что ж, один-то раз в жизни можно потерпеть для Господа.

   Моему удивлению не было границ. Какую надо иметь веру, чтобы дожидаться здесь целые сутки, не пивши, не евши, среди грязи и пыли и не сходя с места! С такой верой, думаю себе, эти тысячи паломников способны не только огонь низвести с неба, но и горы сдвинуть с мест своих.

   Я был подавлен этим впечатлением, да, пожалуй, и мой спутник не меньше моего, потому что мы тоже безмолвно присоединились к группе паломников, ожидающим с таким терпением чуда Божия. Не прошло, однако, и полчаса, как в этой тесноте и духоте нас стала одолевать жажда, да и руки скоро зачесались, и мы опять спустились вниз к Голгофе. Сюда по временам приходило для каждения духовенство, то армянское, то коптское, то греческое. У греков служба началась около девяти часов вечера и протянулась до двух часов ночи. Был торжественный перенос плащаницы с Голгофы на Гроб Господень, причём довольно долго говорилась речь по поводу голгофского события.

   Мы не хотели всю ночь оставаться в храме вместе с народом. Я лично был страшно утомлён непрестанными путешествиями и бессонными ночами последних дней на страстной неделе, а потому пошёл отдохнуть в гостиницу. Здесь надо экономно расходовать свою энергию. Со страстной субботы на Пасху опять предстояла ночь бодрствования.

   Утром я вышел посмотреть, что делается в русских постройках. Пусто! Почти все ушли к Гробу Господню. Встречаю монаха из здешней миссии и спрашиваю, какого он мнения о благодатном огне.

   - Нет, уж об этом лучше и не говорить!

   Махнул он рукой в сторону храма Воскресения и пошёл дальше.

   Мне хотелось из подражания народу купить в здешних лав-

ках пучёк больших свечей, разукрашенных золотом и цветами; но, это может странным показаться, в Иерусалиме нет в продаже восковых свечей. Я не умею определить материала, из которого они здесь составлены. Может быть, это был парафин или что-нибудь в этом роде, но только свечи иерусалимские, когда их держишь в руках, неприлично размягчаются. Я нашёл немного настоящих восковых свечей, выписанных из русского епархиального завода, только в лавочке Палестинского общества и из них составил священный пучёк в тридцать три свечи, по числу лет земной жизни Спасителя. Некоторые, имея в виду побольше привезти свечей в Россию, берут с собой в храм по два пучка.

   Около двенадцати часов я отправился к площадке пред храмом Воскресения. Подойдя к греческой патриархии, я встретил густые толпы народа, далее - более. При всём своём усилии, я смог пробраться только до наклонной улицы, ведущей к площадке храма. В это время раздался громкий и мерный стук железных булав кавасов о камень. Народ, несмотря на тесноту, расступался перед ними. Никому не хотелось подставлять своей ноги под железную палку. За шестью кавасами шла вереница европейского народа с разодетыми дамами. Это вёл какой-то консул своих гостей. Я присоединился к ним и, благодаря своему общеевропейскому костюму, был пропускаем всюду. Остановиться на площадке, как советовал вчера приятель, не было никакой возможности*. За кавасами консула и я прошёл в храм между рядами турецких солдат. Они были при полной амуниции, с ружьями, и даже горнист стоял между ними со своей медной трубой.

   Весь храм, все стены, карнизы, всё усеяно народом. Море голов! У всех пучки свечей. Теснота, давка, удушье. Лица красные, потные. Впрочем, мне было удобно идти между рядами солдат. Кавасы, а за ними толпа европейцев, пошли по коридору в обход греческого храма на северную сторону. Когда поравнялись со спуском к приделу Константина и Елены, я заметил, что там очень мало народа. Думаю, чего же больше искать: тут просторно и всё-таки в храме, а не во дворе. Придел Константина и Елены находится в просторном помещении и принадлежит армянам. Алтарь огорожен решёткой. Иконостаса вовсе нет, да и окон сравнительно немного. Русских паломников почти не было. Сидело здесь десятка два туземцев, да бегали дети их. В ожидании огня я раскрыл взятое

с собой Евангелие и стал читать. Ребятишки, лет по двенадцати, подняли возню, как на улице. Они играли, шалили, бегали, кричали, и никто им не делал ни малейшего замечания. Вдруг пронёсся издали ужасный шум, и в это время по лестнице к нам быстро спустились три католических монаха. Я знаю, что католики не принимают участие в торжестве чудесного огня, разве только как зрители, а потому у меня мелькнуло подозрение, не преследуют ли их арабы в эти минуты проявления у них сильного энтузиазма. Но, нет, монахи весело разговаривая, прошли за решётку и стали ожидать, как и я. Это меня тоже удивляло: капелла католиков непосредственно примыкает к ротонде Гроба Господня с северной стороны, так что им удобнее было бы видеть у себя момент первой подачи огня из кувуклии.

   О раздаче святого огня я ещё слышал накануне. Порядок при этом соблюдается такой. Сначала тушатся огни в храме Воскресения, в ротонде Гроба Господня и в самой кувуклии. Но нельзя сказать, чтобы к этому времени абсолютно нигде в храме не было огней. Я сам видел незатушенный огонь в коридоре и в некоторых приделах храма. Затем запечатывается кувуклия, и при этом играет некоторую роль турецкая стража. Ко времени подачи огня входят в кувуклию два архиерея, греческий и армянский. Армянский остаётся в приделе Ангела, а греческий проходит в Гроб Господень, где и удостаивается получить благодатный огонь. Чтобы оградить архиерея от насилия толпы, устроена передача огня через два окошка в приделе Ангела. Сперва подаётся огонь грекам, а затем чрез второе окно - армянам. Говорят, ежегодно бывает аукцион права получения огня первыми после греков, и всегда это право перекупают у бедных коптов и сирийцев богатые армяне. Огонь быстро распространяется по всему храму. Греческого архиерея обыкновенно подхватывает себе на плечи здоровый араб и с помощью кавасов протискивается в алтарь.

   Но не стану забегать вперёд; вернусь я к своим личным наблюдениям.

   Страшный шум всё более и более разрастался. Я понял, что ожидаемый огонь передан в народ. Порываюсь взглянуть вдоль по коридору, но тут навстречу мне, сильно расталкивая публику, несутся, как ураган, арабы с зажжёнными свечами в руках. У переднего огонь под полой. Все они быстро с криками спустились по лестнице и стали петь и танцевать. Только тогда я сообразил, что это место в приделе Константина и Елены береглось свободным исключительно для танцев арабов. Танцующие энтузиасты привлекли общее внимание. С пучками горящих свечей, как с факелами, они быстро поворачивались, прыгали и водили огромным пламенем чудесного огня по лицу и по волосам. В Палестине существует убеждение, что благодатный огонь Великой субботы первое время не жжёт, а потому каждый, получающий его, спешит умыться им, т, е. провести рукой по огню, а потом по лицу. От большого пучка у меня получилось громадное пламя, вершка в два, и я тоже исполнил обряд омовения огнём.

   Впрочем, в эти минуты я мало занимался исследованием чудесных свойств огня. Меня больше интересовало проявление сильного восторга у арабов. Они дают себе в этом случае полный простор для выражения своего энтузиазма. Что-то страшное, дикое, фанатическое было в их восторженных ликованиях. Они пели:

Иль Масих атана,
Би даммо штарана.
У нах на иль iом фараха,
У во ель яхуд хазана.
Я яхуд! я яхуд!
Идиком ид ель куруд,
Идина ид ель Масих.

   В переводе это значит:

Христос пришёл к нам,
Своею кровью искупил нас.
Мы сегодня радуемся,
А евреи печальны.
О евреи! О евреи!
Ваш праздник - праздник беса.
А наш праздник - праздник Христа.

   Эту песню знает каждый православный араб, и происхождение её, вероятно, относится к древнейшим временам.

   Здесь установлен обычай три раза зажигать свои свечи чудесным огнём. Большой пламень тридцати трёх свечей человеку трудно затушить дуновением своего рта, да, может быть, это считается и неблагоговейным поступком относительно "благодати". Для этого служат специально сшитые колпачки из одноцветной яркой материи с напечатанными на них священными изображениями и словами. Эти колпачки, около четверти аршина диаметром, набиваются ватой, которой собственно и тушат благодатный огонь три раза. Проделав всё это, я вышел из придела в коридор и медленно подвигался с народом к выходу. Жара стояла невыносимая, особенно в ротонде Гроба Господня. Шум, крики, общее ликование. Около меня две молодых женщины плачут.

   - Что с вами случилось? - участливо спрашиваю их, полагая, что им помяли бока.

   - Да, как же не плакать от такой радости, такого счастья. Господи, до чего я дожила! Чего я удостоилась видеть, грешная!

   У всех лица возбужденные, с выражением восторга, победы. Смеются, плачут, радуются, обнимаются, поют, кричат... Энтузиазм поразительный!

   - Господи, - думал я про себя: - при всём нашем недостоинстве и греховности, ради такой детской игры, Ты не откажешь им в их желании и не постыдишь их надежды.

   И, право, мне кажется, религиозному человеку, увидевшему в Иерусалиме картину получения огня, легче поверить, что Господь услышит и исполнит просьбу этого множества народа, чем допустит противное, т. е., что Милосердый Бог останется глух к мольбам верующих в Него.

   Вся толпа из храма хлынула по улицам Иерусалима с пением и с огнями. Действительно, картина величественная. И никогда, может быть, человек не чувствует так сильно торжества своей веры, как среди такой толпы.

   За обедом в русских постройках Палестинского общества собравшаяся публика с жаром передавала свои впечатления. Каждый спешил высказать, где он стоял, что видел и слышал, но вопрос о чудесном исхождении огня с неба всё-таки стоял открытым.

   - А уж я-то как боялась, чтобы моё платье не вспыхнуло! Ведь подо мной было целое море огня! - заметила разряженная дама, побывавшая на подмостках, устроенных не очень высоко над головами народа.

   - Так что же, господа, можно ли верить, что это огонь чудесный, а не от обыкновенной спички? - спрашивает один помещик.

   - Я верю, - отозвался один почтенный протоиерей. - Я стоял в алтаре вместе с греческим и русским духовенством у северного бокового входа. Архиерей прошёл в алтарь со святым огнём из кувуклии не прямо через греческий храм Воскресения, а обходом через коридор в ту самую дверь, около которой я стоял с отцем N., и мы первые получили благодатный огонь непосредственно из рук архиерея. И, право, он не жёг, как нам казалось, и это мы заметили друг другу.

   - Это вам казалось, что не жжётся огонь, потому что быстро по нему проводили рукой. Ведь свечи же ваши зажглись, однако! - возражает ему скептик.

   - Ну, да ведь потому и завётся этот огонь благодатным. По указанию свыше он одно жжёт, а другое - нет.

   - Не то, господа, - вмешивается в спор новый оппонент. - Это объясняется очень просто: было жарко, руки и лица - потные; а ведь известно, что влажную руку некоторые рабочие опускают без вреда для себя даже в расплавленный металл.

   - Я это объясняю возбуждением нервов.

   - Ну, хорошо. А почему же волосы не вспыхнули? Тут тоже нервы?

   Так спорили между собой обедавшие, желая разрешить истину происхождения огня: "с небес он или от человеков". Мне хотелось знать мнение "бедуина"

   - Я замечу со своей стороны, - сказал он, - одно обстоятельство. Тайна происхождения огня лежит на совести архиерея. Но теперь подумайте: можно ли допустить, чтобы старый архипастырь позволил себе обмануть пред Богом, пред Гробом Христовым, толпы верующего народа, весь мир? К чему ему насиловать свою совесть и брать на свою душу такой грех? И, наконец, это ведь не один архиерей, а ряд их, с самых древних времён. Я согласен, в наше время трудно предполагать здесь чудо, но ещё труднее, мне кажется, допустить, чтобы архиерей добровольно взял на себя роль лжеца, обманщика в таком важном деле. Надо также иметь в виду и ту колоссальную веру, которую при этом проявляет простой народ. А по вере всё возможно. И, право, он блажен. Мне так кажется: если огонь благодатный, а человек не верит этому, то для него он только обыкновенный огонь. Обратно: если огонь обыкновенный, а человек верит в его "благодать", то он и будет для него благодатным. Проще: по вере вашей будет вам, как сказал Спаситель.

   Тут вспомнили общеизвестную легенду, как огонь долго не сходил на гроб, а потом вдруг показался через колонну у входа в храм. Один турок, поразившись чудесным видением, стал кричать, что и он христианин. Его тотчас же зарубили мусульмане. И теперь показывают у входа в храм могильную плиту этого исповедника и чёрную широкую щель в колонне, из которой вышел огонь.

   Выслушав от собеседников разные соображения и за, и против чудесного огня, я мысленно сказал Подателю света, как евангельский муж, которого Христос спросил: "Веруешь ли, что Я могу это сделать?" - "Верую, Господи! Помоги моему неверию".

______________
* Может быть, в прошлые годы, при меньшем наплыве паломников здесь и было просторно в Великую субботу.

Приложение: Указатель рисунков