На церковнославянском языке в русской орфографии. Текст молитвенного стояния пред Господом.

На русском языке. Учебный текст для понимания незнакомых слов и выражений церковнославянского языка.

Ныне же поругашамися малейшии: ныне учат мя от части, ихже отцев уничтожах, ихже не вменях достойными псов моих стад.

А ныне смеются надо мной младшие меня летами, те, которых отцов я не согласился бы поместить с псами стад моих.

Крепость же рук их во мне бысть? У них погибаше скончание.

И сила рук их к чему мне? Над ними уже прошло время.

В скудости и гладе безплоден: иже бежаху в безводное вчера сотеснение и бедность: иже обхождаху былие в дебрех, имже былие бяше брашно, безчестнии же и похуленнии, скудни всякаго блага, иже и корение древес жваху от глада великаго.

Бедностью и голодом истощённые, они убегают в степь безводную, мрачную и опустевшую; щиплют зелень подле кустов, и ягоды можжевельника - хлеб их.

Восташа на мя татие, ихже домове беша пещеры каменны: от среды доброгласных возопиют, иже под хврастием дивиим живяху: безумных сынове и безчестных, имя и слава угашена на земли. Ныне же гусли есмь аз им, и мене в притчу имут: возгнушалися же мною отступивше далече, ни лица моего пощадеша от плюновения. Отверз бо тул свой уязви мя, и узду устам моим наложи.

Из общества изгоняют их, кричат на них, как на воров, чтобы жили они в рытвинах потоков, в ущельях земли и утёсов. Ревут между кустами, жмутся под терном. Люди отверженные, люди без имени, отребье земли! Их-то сделался я ныне песнью и пищей разговора их. Они гнушаются мной, удаляются от меня и не удерживаются плевать пред лицом моим. Так как Он развязал повод мой и поразил меня, то они сбросили с себя узду пред лицом моим.

На десную отрасли восташа, нозе свои простроша и путесотвориша на мя стези пагубы своея.

С правого боку встаёт это исчадие, сбивает меня с ног, направляет гибельные свои пути ко мне.

Сотрошася стези моя, совлекоша бо ми одежду.

А мою стезю испортили: всё успели сделать к моей погибели, не имея помощника.

Стрелами своими устрели мя: сотвори ми, якоже восхоте: в болезнех скисохся, обращаются же ми скорби. От'иде ми надежда якоже ветр, и якоже облак спасение мое.

Они пришли ко мне, как сквозь широкий пролом; с шумом бросились на меня. Ужасы устремились на меня; как ветер, развеялось величие моё, и счастье моё унеслось, как облако.

И ныне на мя излиется душа моя: и одержат мя дние печалей: нощию же кости моя смятошася, жилы же моя разслабеша.

И ныне изливается душа моя во мне: дни скорби объяли меня. Ночью ноют во мне кости мои, и жилы мои не имеют покоя.

Многою крепостию ятся за ризу мою: якоже ожерелие ризы моея объя мя.

С великим трудом снимается с меня одежда моя; края хитона моего жмут меня.

Вменяеши же мя равна брению, в земли и пепеле часть моя.

Он бросил меня в грязь, и я стал, как прах и пепел.

Возопих же к Тебе, и не услышал мя еси: сташа же и смотриша на мя.

Я взываю к Тебе, и Ты не внимаешь мне,- стою, а Ты только смотришь на меня.

Наидоша же на мя без милости, рукою крепкою уязвил мя еси: вчинил же мя еси в болезнех и отвергл еси мя от спасения.

Ты сделался жестоким ко мне, крепкой рукой враждуешь против меня. Ты поднял меня и заставил меня носиться по ветру и сокрушаешь меня.

Вем бо, яко смерть мя сотрет: дом бо всякому смертну земля.

Так, я знаю, что Ты приведёшь меня к смерти и в дом собрания всех живущих.

Аще бы возможно было, сам бых себе убил, или молил бых иного, дабы ми то сотворил.

Верно, Он не прострёт руки Своей на дом костей: будут ли они кричать при своём разрушении?

Аз же о всяцем немощнем восплакахся, воздохнух же видев мужа в бедах.

Не плакал ли я о том, кто был в горе? Не скорбела ли душа моя о бедных?

Аз же ждах благих, и се, сретоша мя паче дние зол.

Когда я чаял добра, пришло зло; когда ожидал света, пришла тьма.

Чрево мое воскипе и не умолчит: предвариша мя дние нищеты.

Мои внутренности кипят и не перестают; встретили меня дни печали.

Стеня ходих без обуздания, стоях же в соборе вопия.

Я хожу почернелый, но не от солнца; встаю в собрании и кричу.

Брат бых сиринам, друг же птичий.

Я стал братом шакалам и другом страусам.

Кожа же моя помрачися вельми, и кости моя сгореша от зноя. Обратишася же в плачь гусли моя, песнь же моя в рыдание мне.

Моя кожа почернела на мне, и кости мои обгорели от жара. И цитра моя сделалась унылой, и свирель моя - голосом плачевным.